О`Санчес - Лук и армия (сборник)

– Женька осёл, – ответил Лук на не высказанную Степой мысль, – но земляк, и я с ним добром поговорю. А вот Купец позавидует мертвым. Он ведь, паскуда, у себя хранить побоялся, мне в шкафчик подсунул.

– Так это же его шкафчик?

– Его – в Вайялово, а здесь все мое, пока я здесь. Ты понял?

– Да понял, понял я, чего ты сразу заводишься…

– Сгною. Купца, в смысле. Завтра он как раз мыться придет. Он у меня помоется.

– Да, хорошо бы. Но это уже без меня, Князь посмотрит, а моя смена кончается.

Лук хорошо продумал предстоящую месть и предвкушал ее…

Нет, но все-таки что-то неладное творится с человечеством, нехорошее…

Лук вспомнил, как осенью он, с помощью армейской пилотки и баночки технического эфира на себе продемонстрировал дружкам, что такое эфирный рауш-наркоз, или, в просторечье – «мультики». И как потом по всему батальону стоял густой эфирный запах. Кто-то раз попробовал, а кто-то – пять, а были прозелиты, которые истребляли по десятку баночек за день, из расчета: одна баночка – один сеанс… И это сумасшествие продолжалось до тех пор, пока в первом батальоне полностью не были истреблены все немалые запасы эфира…

Лук попользовался несколько раз и напрочь завязал, категорически, но не раньше, чем попал в такой жуткий «мультик», что… А если бы он не напугался чуть ли не до грыжи, что тогда? Или бухло взять. Старлей Смирнов, по кличке Бухарь, терпит от начальства унижения и нахлобучки, перед замполитом трясется, как заячий хвост, жена ушла… А пьет и завязать не может.

– Степа, а ты почему не куришь?.. Да нет, простой табак, сигареты, папиросы?

– Не хочу. Мне по зрению нельзя, – сокрушенно отвечает Степа.

– А если бы зрение позволяло?

– Не знаю, может, и курил бы. А что?

– Да так. Думаю: почему, интересно, я курю?

– Ну и почему?

– Нипочему. Потому что я раб дурной привычки. Р-раб.

– Понятно. Ну так брось.

Лук поразмыслил.

– Точно. Все, я как Павка Корчагин, с этой минуты – не курю. – Лук как следует затянулся – «бычок» уже обжигал ногти – и сунул окурок в банку.

– Ступай, Степа, да по пути в казарму расскажи птицам небесным, рыбам морским, зверям лесным и прочим подземным прапорщикам, что отныне Лук не желает носить кандалы винопития и табакокурения… «Он выбрал свободу». Да, да, да, за компанию прощайте и вы, алкогольные градусы, ныне, присно и во веки веков…

– Аминь. Я пошел, да?

– Проваливай, не мешай нравственному перерождению бойца… тьфу ты, уже гражданина! Приказ-то был!

Лук, пользуясь своим положением главы всея кочегарки, дневал здесь и ночевал, игнорируя уставные интересы боевого подразделения, к которому он был формально приписан. Младшие же кочегары не жили здесь, а несли службу, после смены вынужденные возвращаться в дурацкие казармы, к постылым дедам, сержантам, кускам и прочему сволочному начальству. А Лук для них был… Что Лук – ну бормочет всякую чушь, но никогда не обижает, не прессует младшие периоды… Нормальный дед, теперь дембель, с таким жить можно… А после него – самим дедовать, так оно еще лучше будет.

Здорово, теперь он не курит! Вот так вот взял – и все. Лук порадовался своей силе воли. Надо еще с бухаловом прекратить, не дожидаясь, пока придется завязывать. Зеленый змий – это такое чмо, с ним – самому себе верить нельзя! Вон Бухарь, или дядя Коля, или те уроды, что по утрам у ларьков собираются. Они ведь смолоду не планировали такими стать. И себя видят совсем иначе, а не уродами. Да, но дембель придет… Он вернется и что? Что он скажет ребятам, которые его ждут? Не пью, мол? Глупость какая.

Нет, так дело не пойдет, надо будет нажраться в дым, в первый же день, а то – что это за дембель? А почему – надо? Кому надо? – Лук разволновался, взвешивая все за и против, потрещал сухой сигаретой, разминая… Ах ты, черт! Он же не курит. Бегом, чтобы не успеть передумать, Лук бежит к котлу, бросает туда дряблую, тощую, но сухую сигарету, вслед за ней мятую красную пачку, в которой еще целых пять штук великолепных никотиновых палочек без фильтра марки «Прима». Нет, все-таки он крут, не хуже Павки… Может быть, дождаться Князя и в казарму забежать?.. Телик глянуть, в курилке потреп…

Ой, нет. Надо «сменку» постирать, вот что…

– Шура, привет!

– А-а, Витя… Садись, я сейчас, выжму только… Ну что там, в штабе ничего насчет красна солнышка не слышно? – Замкомвзвода Кесель, сержант-самоучка, хохол и закадычный дружок Лука, имеет хорошие связи в штабе полка: его земляк там писарем дуркует, поэтому Кесель больше других в курсе, как там дела с канцелярским дембелем…

– Ничего не слышно, Шура, может, в понедельник новое появится… Шура, я хочу перед тобой извиниться.

– Хочешь? А кто я такой, чтобы тебе в этом мешать?. Чего там?

– Письмо тебе пришло, в обед, я взял передать и забыл! Веник позвал меня с собой в город, пятое-десятое… Это от твоей девушки…

– Где???

– Вот…

Лук старается держаться бесстрастно, как Чингачгук, но рот у него до ушей и в первую читку, и во вторую…

– Покурим?

– Тоже мне – окающий Максим Горький! Надо говорить: пáкурим! Вообще-то я завязал.

– Давно?

– Второй час держусь…

Кесель ушел возглавлять личный состав, Князь заступил на смену и уже набирается сил, спит меж двумя шинелями, чтобы в три часа ночи проснуться и продолжить доглядывать за своим и Луковым котлами… А Лук пододвинул табурет поближе к котлу и вглядывается туда невидящими глазами – мысли его далеко. Письмо он сжег за ненадобностью, потому что выучил его едва ли не наизусть, а теперь он думает… И вновь окурок прижег зазевавшийся палец и теперь сгорает сам в каменноугольном аду… А в пальцах уже новая сигарета… Но курить он обязательно бросит, нет проблем, он сильный… Успеется еще…

Лук и вендетта

Лук загремел в армию поздно, двадцати одного года от роду, будучи на год старше большинства дембелей, сменить которых в нелегком деле отбывания почетной воинской обязанности он и был призван. Возраст и прерванное насильственно высшее образование давали ему некоторые преимущества перед «однопризывниками».

Нет, все обязанности и тяготы молодого бойца он волок на себе наравне со всеми – так же драил полы и туалеты, пока деды отдыхали, так же носил ремень затянутым, а подворотничок наглухо застегнутым… Но мыть бесперебойно действующий туалет – не позорно по армейским обычаям, а вот подходить к дедушке за наказанием, «под пиявку», добровольно снимая шапку или пилотку, это… Здесь тоже есть тонкости: подавляющее большинство дедов во времена своего «салабонства» подходили и подставляли. На втором периоде службы «пиявка от дедушки» – удел немногих, смирных и покладистых. На третьем – явное унижение. Так вот Лук ни разу не получал пиявок от дедов, подворотничков им не подшивал, а деды в из подразделении были многочисленны и свирепы… Но – повезло Луку, его уважали и не «гнули». Виктор Кесель к третьему периоду службы успел получить ефрейтора и, как и всякий настоящий хохол, мечтал о большем. Месяц, как его сместили из каптерщиков в пользу Васи Михальчука, тоже черпака, и тоже хохла, но это была кажущаяся немилость: командир подразделения и старшина, майор Ковешников и прапорщик Петрик, Плевок и Веник, соответственно, прочили его в сержанты. Сержант не из учебки, а выращенный из рядового, – редкость и сложившиеся в полку обряды требовали, чтобы избранный пришел в звание и должность с «передовой», а не из «тыла». Кесель догадывался об этом, внимал слухам, боясь поверить, и голова его сладко кружилась. Лука он недолюбливал – за наглость перед старшими, за спесь перед равными, за мягкотелость перед «сыновьями», за «умные» речи и непонятные слова, которыми тот щеголял то и дело… Уважал, да, но не любил. А внешне они были ровные приятели.

Это случилось весной, когда солдатские либидо распухают так, что начинают мешать строевому шагу. Морок-апрель, трепетный воздух, стопудовая грязь на сапогах… Природа утратила строгость очертаний и превратилась в бело-черно-зеленое месиво. Все началось в грузовом автомобиле, по дороге в Вайялово, где им предстояло нести караульную службу по охране автомобильной базы полка. Начальником караула назначен был старлей Оноприенко, по кличке Онупер, а дежурным по базе – «Рыжий», капитан Исаев. Онупер был гнилой офицер – увольнений не давал никому и никогда, солдат из своего экипажа перед начальством не защищал и не выгораживал, но сам себя считал при этом «отцом солдатам» и остроумцем.

Лук в повседневной службе числился в его экипаже. Кузов битком набит, Лук сидит у самой кабины, напротив Онупера.

– Что улыбаешься, Лук? Небось, об ужине думаешь? Не-ет, пока полы в караулке не отпидорасишь, чтобы ни пылинки, ни соринки, ложку в руки не возьмешь. Лично проверю. – Лук с неохотой вынырнул из эротических грез.

– Стар я уже для полов, товарищ старший лейтенант. Но где-то вы правы: проблема пола стоит очень остро и увольнение в город более чем желательно. Кстати и суббота с воскресеньем меньше чем через неделю. Отпустите, а?